Кострома: былое и небылое

 

Кострома располагается в местности, искони освоенной финно-угорскими племенами. Но когда именно финно-угры пришли в эти края, остается неизвестным. Обращаясь к неолиту, к культуре ямочно-гребенчатой керамики (5-3 тысячелетия до РХ), одни специалисты видят в ее носителях финно-угров, или пра-финно-угров. Другие считают, что эта культура не имела к финно-уграм никакого отношения, и что именно "ямочники" оставили в Костромской губернии названия некоторых рек и озер, которые не выводятся из финно-угорского языка.

Ямочно-гребенчатую культуру сменила волосовская неолитическая культура, которую археологи уже с большим единством считают пра-финно-угорской. Предполагается, что "волосовцы" пришли с Урала, и ассимилировали местное население. На рубеже 3-2 тысячелетий до РХ сюда с юга или с востока прибыла культура принципиально нового облика, фатьяновская, с появлением которой в регионе наконец-то начался бронзовый век. Это были индоевропейцы, и даже, как думают некоторые лингвисты, балто-славяне (на этапе совместного, неразделенного существования этих этносов). Впоследствии фатьяновцы были полностью ассимилированы другими племенами эпохи поздней бронзы, как то абашевцами и поздняковцами. Абашевцы оставили такой яркий памятник, как Галичский клад, состоящий из хорошей выделки бронзовых предметов, произведенных на Урале в начале 2-го тысячелетия до РХ (рисунок 3). Почему-то финно-угорский компонент в результате этих миграций и ассимиляций только усилился, поскольку культуры раннего железного века (с 8 в до РХ по 5 в по РХ) с их развитым искусством выплавки металла из болотных руд носят уже явно финно-угорский характер. Поначалу люди здесь не строили городищ, но потом стали это делать, возводя валы, несшие на себе деревянные стены, и достигли в этом большого искусства. Может быть, эти крепости - след слияния, далеко не всегда мирного, господствовавших здесь в раннее время ананьинской и пьяноборской культур с пришлой дьяковской, в результате чего в том числе на территории будущей Костромской губернии стала складываться марийская народность.

После 5 века по РХ преобладающим типом поселения вновь становится неукрепленное селище, но не из-за стабильности, а потому,
что тут приняли моду группировать селища вокруг городища, куда можно было спрятаться на случай войны. Редкие находки среднеазиатских дирхемов говорят о том, что местное население какими-то боком включилось в великую торговлю между Азией и Северной Европой, но, поскольку ведущая роль в ней принадлежала варягам, местным перепадало очень немного.

<Племя, которое держало территорию современной Костромской губернии во второй половине 1-го тысячелетия по РХ, часто называют "мерей". Однако, его материальная культура, совпадая с классической мерянской в основных чертах, в деталях все-таки отличается. Вероятно, здесь, на границе между мерей и жившими западнее марийцами (восточнее реки Унжи мерянские владения не распространялись) жило все-таки какое-то иное племя, названия которого летописи не сохранили. Я полагаю, что это племя могло называться "кострома" или как-то похоже, тем более, что поиски этимологии слова "Кострома" зашли в тупик (см. ниже).

Впрочем, политические судьбы мери и гипотетической "костромы" оказались схожи. Как и меря, здешние попали в 4-5-м веках в состав Готского племенного союза, как и меря до 859 года (дата "Повести временных лет") должны были платить дань варягам, вместе с мерей в 859 и 907 годах обязаны были ходить под главенством князя Олега на Смоленск и на греков.
Славянское население начинает проникать сюда в конце 11-го, но особенно в 12-13 веках, в ходе Великой внутренней колонизации. Почему так поздно? По одной версии, в крае отсутствовали крупные опорные пункты княжеской власти, и "кострому" было труднее покорить. По другой, у "костромы" на должном уровне стояла самоорганизация, и племя обеспечивало своевременную выплату дани русским князьям, а те, удовлетворенные, его до поры и не трогали. Но в 12-м столетии славяне, исчерпав ресурсы возле княжеских крепостей, устремились на необжитые ими места. И какие конфликты развернулись на этой почве, мы уже никогда не узнаем. Славянские памятники представлены примерно 40 селищами, в основном небольшими, в несколько дворов, вокруг которых интенсивно распахивалась почва и уничтожалась леса. Славяне принесли сюда принципиально иную экономику взамен прежней, основанной на "точечном" освоении угодий и преимущественной рыболовной ориентации. Характерно, что славяне старались не занимать "пустых" мест, не освоенных финно-уграми, и приходили на готовую инфраструктуру, поселяясь на месте или возле финно-угорских селищ.

Городище Унорож неподалеку от Галича археологи рассматривают как опорный пункт этой колонизации, центр сбора дани (рисунок 4). Однако, мы не знаем, в чью именно пользу собирали дань на этом городище. Ведь в Костромской губернии схлестнулись два конкурировавших колонизационных потока: из Ростова-Суздаля и из Новгорода. Считается, что ранние слои на городище Унорож оставлены новгородцами, но уже с начала 12-го века инициатива переходит к Ростову и Суздалю. Как раз в это время на городище фиксируется страшный пожар: возможно, ростово-суздальцы взяли его штурмом.

"Кострома" в 12-м веке должна была ассимилироваться и прекратить существование. Причем ассимилироваться не столько славянами, сколько мерей, которая, вместе со славянами, принимала активное участие во внутренней колонизации. Но даже в 16-17 веках в губернии оставались особые островки компактно живущего населения непонятной природы, сохранявшего и свой язык, и свой уклад: местная "Чудь" упоминается до 17-го века.

Венцом освоения края было строительство городов. Мы не знаем времени построения ни единого города Костромской округи. Все они упоминаются в летописях поздно, но уже как существующие: Кострома в 1213, Унжа - в 1219, Галич - в 1238. Вероятно, все они возникли в 12-м столетии.

Существует несколько толкований названия города. Исследователи разбились на два лагеря, славянский и финно-угорский. Проблема в том, что на самом деле несостоятельны обе версии.

Так, иногда еще приходится читать, что слово "Кострома" - от финского "кострум" - "крепость". Излишне говорить, что ни в одном финно-угорском языке нет такого слова. Слова castra или castron (соответственно, по-латыни и в итальянской огласовке), и в самом деле означают "крепость", однако, приписывать здешним знание латыни не приходится.
Не лучше и славянская этимология. Она цепляется за то, что на Руси, правда, неизвестно с какого времени, в народе бытовал праздник бога (?) Костромы, справлявшийся в дни игрищ Ивана Купалы (собственно, Купала - это и есть ипостась Костромы). Во время игрищ некую девушку называли Костромой, и купали ее в реке. Другая девушка, руководительница обряда, делала лукошко, и била в него. В более древнем варианте того же празднества Кострому делали в виде куклы. Эту куклу несли к реке, возле которой народ разделялся на два лагеря: одни хотели куклой овладеть, и ее уничтожить, другие куклу защищали. Обряд должен был закончиться победой нападавших, с куклы срывали одежды и уничтожали ее, защитники же рыдали. Недаром, говорят сторонники этой версии, в местных говорах слово "кострома" и есть та солома, прутья, из которых делали куклу.

Что в этой версии плохо? То, что такого праздника никогда не было в Костромской губернии. Что хорошо? То, что в местных говорах и в самом деле "кострома" - это прутья и солома. И все же мы хотели бы, оттолкнувшись от этих "прутьев", предложить свою версию. Что если (см выше) некогда "костромой" и в самом деле называлось племя. Были же "поляне" - славянское племя, обитавшее в поле, и "древляне" - лесное племя. Зная тягу финно-угров к рыболовству, мы можем предположить, что племя, жавшееся к воде, строившее свои дома у воды, чуть не в самих камышах, а может, из камышей и из соломы, назвалось (или его соседи назвали) "костромой", то есть "соломенным" (видимо, на местном варианте финно-угорского наречия). Потом слово разделилось: русские князья назвали по имени племени свой город, как это случилось с Весьегонском или с Арзамасом, а, с другой стороны, слово "кострома" в его исконном значении перекочевало в славянский говор и обрусело. Понимая, что и эта версия может быть оспорена лингвистами, мы оставляем ее на их суд.